Я не плохая, меня такой нарисовали ©
Когда пару месяцев назад я начала подбивать Киру на то, чтобы он написал рассказ для меня и про меня, я даже не могла предположить, что у него получится такая завораживающая вещь. Я в трансе, честно. Это лучший подарок! *__*
В рассказе я - прототип героини. Все события, предметы и реалии жизни вымышленны.
Меня унесло уже после этого описания. Никогда не думала, что кто-то видит меня такой.Заметив меня, она вскочила и замахала рукой. Высокая, стройная, замотанная в белый шарф, который, почему-то как и белый свитер, слегка отливал сиреневым. Ее глаза. Они серые или голубые в зависимости от цвета неба. Видимо, так же от неба зависел ее свитер и шарф. Пока я шел, я думал, что глаза у нее сейчас покажутся мне серыми. Ее волосы. Они не темные, не светлые. Они красные. Опьяняюще красные. И пушистые. Я остановился и пытался понять, что за картинку эти волосы на фоне белого мягкого снега пытаются вызвать во мне. Как будто что-то знакомое. Это…это мороженое! мое любимое мороженое! «Пьяная вишня». Белый пломбир с холодными крупными красными ягодами. Я подошел. Она смотрела на меня. Смотрела голубыми глазами.
Через несколько минут, мы хором наступили на пятую ступеньку, предупреждая комнату, еще через минуту были снова на чердаке. Пьяная Вишня показывала на снимки, я курил мятные сигареты…
читать дальше?
Пьяная вишня.
Чердак в этом двухэтажном бело-сером коттедже не был собственно чердаком в понимании кладовочном. Здесь не хранились всякие ненужные вещи, которые лишь занимают место и которые давно бы пора уже выбросить, хотя каплю хаоса вносили развешенные тут и там проявленные спирали пленки. Скорее это была небольшая уютная комнатка для определенных душевных состояний. Виной этому – вид сквозь арочное витражное окно на огромное озеро и оконце в крыше, заглядывая в которое, ты непременно попадаешь либо в серое небо, либо в окружение бегущих облаков, которые никогда не догнать, либо к звездам – одним словом, в бесконечность. Когда на небе было солнечно, было чисто, когда ее охватывала радость, чердак пустовал.
А были ли здесь обои? Я не знаю. Все стены были заклеены фотографиями. Все – 15х20. Считать их никто не пробовал хотя бы потому, что на второй стене непременно бы сбился. Двери, к слову, тоже были заклеены. Потолок – начат. Кто-то назовет это сумасшествием. Кто-то, но не она. Просто так в ее представлении выглядело домашнее гнездо, те же, кто оклеивает бетонную коробку дорогостоящими обоями, те, кто по-разному украшает ее, по сути создают то же гнездо и ничем от нее не отличаются. Но все же, когда попадаешь в эту комнатку впервые, когда ты не привык к ней, сложно сконцентрироваться на каком-то одном снимке, пока не подойдешь вплотную к нужному.
Чердак был пуст. Нет, тяжким грузом висело серое небо; озеро покрывала чистая белая корка; в комнате витало одно из тех самых настроений и еще что-то. Но никого нет. Хотя, может совсем недавно?.. Перед окном крыши стояло кресло-качалка, как будто еще вздрагивающее. В пепельнице на столике тлела незатушенная мятная сигарета, и там же чуть дымил остаток апельсиновой ароматической палочки – вот что смешивалось в воздухе комнаты с настроением. Но ее не было.
Входом на чердак и выходом с него служила винтовая лестница, пятая ступенька снизу которой жутко скрипела, словно предупреждая чердак о том, что она идет.
Где же? Послышался скрип. Никто не поднимается. Значит, она спустилась. Пойдем за ней.
Прямо с чердака попадаем в прихожую. В отличие от люстры-фонаря наверху здесь висела красивая дорогая темно-синяя хрустальная люстра. Кушеткой служил большой деревянный слон. Рядом стоял шкафчик для обуви, гардероб с зеркалами бронзового цвета, висела небольшая оловянная ложка, ключница. Шкафчик, кстати, был открыт. Значит, она вышла на улицу. Следом.
Идти пришлось действительно следом, то есть, наступая в оставленные провалы в снегу. Наверное, уже несколько дней никто не выходил из дома: не было расчищенных дорожек, и лишь одна цепочка, уходящая за дом. Когда людям надо попасть в одно и то же место и есть уже готовые следы, они идут по ним, и с каждым разом, снег вокруг становится плотнее, перестает осыпаться. Но сейчас он уже покрыл нижнюю часть джинсовых брюк и таял в кроссовках. До этого раза дом точно давно никто не покидал.
Она сидела на качелях в небольшой крытой беседке. И чем ее не устроило кресло-качалка? Сидела и шумно, глубоко дышала морозным воздухом. Заметив меня, она вскочила и замахала рукой. Высокая, стройная, замотанная в белый шарф, который, почему-то как и белый свитер, слегка отливал сиреневым. Ее глаза. Они серые или голубые в зависимости от цвета неба. Видимо, так же от неба зависел ее свитер и шарф. Пока я шел, я думал, что глаза у нее сейчас покажутся мне серыми. Ее волосы. Они не темные, не светлые. Они красные. Опьяняюще красные. И пушистые. Я остановился и пытался понять, что за картинку эти волосы на фоне белого мягкого снега пытаются вызвать во мне. Как будто что-то знакомое. Это…это мороженое! мое любимое мороженое! «Пьяная вишня». Белый пломбир с холодными крупными красными ягодами. Я подошел. Она смотрела на меня. Смотрела голубыми глазами.
Через несколько минут, мы хором наступили на пятую ступеньку, предупреждая комнату, еще через минуту были снова на чердаке. Пьяная Вишня показывала на снимки, я курил мятные сигареты…
«ЗООПАРК»
Это была первая группа фотографий, к которым пристал дым от сигареты.
На всех были изображены животные. Что в этом такого? Можно пойти, нащелкать тысячу снимков, обклеить хоть две комнаты. Но тут мы в неравном положении. Ведь я-то уже знаю, в чем дело. Пьяная Вишня снимала вовсе не животных, а людей. В этом состояло колдовство ее фотоаппарата. Этот инструмент препарировал человека, вскрывал его до самой глубины и обращал в нечто совершенно новое, в животоное, кем, по мнению фотоаппарата – странно, не правда ли? – являлся этот хомо сапиенс, но в результате вовсе не хомо и никак уж не сапиенс. Конечно, так было не со всеми людьми, но с очень многими.
- Вот здесь, - показывает она на фотографию ленивца, - я запечатлела… Договорить ей я не дал. Ведь куда интереснее самому угадывать, кто там в действительности. Пусть ошибаться, но давать своей остывшей и затерянной в размеренных буднях фантазии свободу.
Вишня выбрала ленивца. Я опишу комнату, вернее ее половину, вошедшую в снимок.
Окно. Наверное, открыто: тянет ветром, занавески от карниза и до пола вздыбились дугой, словно кошачьи спины. Занавески - полупрозрачные, и за окном темно. Ночь. Но там где занавеси разошлись в разные стороны виден крохотный огонек. Я сразу подумал о башне крана. Поэтому пусть там будет она. Значит это высотка. Конечно, дом может оказаться и каким-нибудь двухэтажным строением, а огонек – висящей голой лампой в плафоне на коротких проводах в здании напротив. Но. Для меня то, что это башня крана, было неоспоримым фактом, а следовательно и в том, что это высотка я был уверен. Вернемся же с улицы обратно в помещение.
Обои вокруг окна… Обоев не было. Только несколько полос всевозможных форм… Знаете, как бывает, когда сдираешь бумагу, никогда начисто не получается, и всегда остаются раздражающие следы, остатки этой бумаги, наклейки, этикетки. Здесь вот – обоев.
Интересное место. Как будто подававшее когда-то надежды на приличный внешний, вернее, внутренний вид.
Сбоку от окна стояла раскладушка. Старая, советская, с истрепанной матрацной тканью. На ней собственно и дрых, именно что дрых ленивец. Начинаю рисовать у себя в голове человека-ленивца. Не думаю, что скажу что-то оригинальное, просто первое, что пришло в голову. Он ленивый. Небольшого роста. Спит везде. В метро, на работе или, быть может, на учебе? Студент? Школьник? С длинной шеей. Вряд ли когда-то выбирался за черту родного края.
Пьяная Вишня вернула меня обратно в свой сумасшедший мир, подкуривая от моей сигареты. Близко. Раскованна. Обжигающе раскованна…
- Ай! – Обжег себе пальцы: не заметил, что сигарета почти догорела, в очередной раз поднес руку и такая неприятность. Автоматически провел по ним языком и подул.
- На самом деле, в той фотографии, которую ты рассматривал, есть подвох. – Наблюдая за мной и затягиваясь, сказала Вишня.
- Какой же?
- Там на самом деле ленивец спал.
Уточнять, что в такой комнате делало это животное, я не стал. Просто поверил.
- Дальше без подвохов. Выбирай.
Бык.
- Где была сделана эта фотография?
- Испания.
- Мог бы догадаться. И после этого ты говоришь, что теперь без подвохов. Впрочем бык стоял на задних конечностях.
Итак, кто же это.
Первый образ. Здесь мое сознание отодвинуло информацию о том, что дело происходило в Испании, и я должен был бы по идее от этого отталкиваться, ведь сам задал вопрос..но этого не случилось. На меня почему-то подействовала грубая, нехудожественная метафора из российского лексикона; особый смысл, который это слово («бык») когда-то приобрело и который особенно распространился в России 90-х. Перед глазами у меня замаячил успешный молодой человек, с мощной, бычьей шеей, но уже не в трениках, а костюме, так как шею перетягивала массивная золотая цепь и вроде не солидно как-то.
И, конечно, после того, как я представил это, передо мной, так же как, наверное, и перед вами, встал вопрос: а что такой человек забыл в Испании? Проснулась логика, отсутствовавшая, как это у меня принято, при первом восприятии, и намекнула на то, что первый образ пора разбивать в дребезги. Зачем тогда я оставил вам его? Ведь в этот момент, когда я сижу и пишу, я уже знаю, что он ошибочен. Я не сохранил образ в себе, так как мне все-таки кажется, что он хоть и рожден больным воображением и не имеет никакого отношения к фотоаппаратной действительности, но тоже чем-то интересен. И если не своей сутью, то хотя бы тем, что без него моя история была бы не полной.
Второй образ. Теперь я лихорадочно думал об Испании, не позволял исчезнуть этой жирной букве Т из своей головы. Вот что у меня получилось: опасный. Человек может быть просто опасным, без каких-либо беспричинных жестоких проявлений или намерений. И такого, мне кажется, фотоаппарат вряд ли бы превратил в Испании в быка. Этот был бешеным. Готовым вскинуться, вспыхнуть в любую минуту, напасть едва ты пройдешь в какой-нибудь красной футболке. Знаю, это ошибка – полагать, будто быки реагируют на красное, но мое воображение с потрясающим упорством не обращало внимание на разум и логику.
Опускаю глаза. Выпускаю дым новой сигареты. Фото с шакалом. Опишу еще и ту картинку, которая шла в паре с этой и была прикреплена рядом.
Итак, шакал и гиена.
Из какого-то далекого детства, когда я увлекался животными, читал что-то интересное у Брэма и собирал наклейки в буклет «В мире животных»… (Была такая трата денег для родителей. Продавался журнальчик, разбитый по главам – частям света; и в каждой нужно было вклеить по дюжине картинок, причем продавались эти самые картинки в пачке по 10 штук и частенько повторялись, что обеспечивало кампании большой приток капитала, родителям – выкидывание денег, ребенку – счастье и некоторые поверхностнные знания. Кажется почти все были довольны. Для России, впрочем, тогда это было в диковинку..но, довольно отвлекаться.) Так вот, из того самого детства (о котором я вспомнил тогда же, стоя у Вишневых фотографий) я выудил некоторые обрывки информации: шакал, кажется, питается не только падалью, и она в его рационе не так чтобы настолько же важна, как у гиен (здесь, кстати, гиена была с длинной гривой бурого цвета, так что, эта – похоже не та известная с пятнами).
Но я опять увлекаю тебя, читатель, в, наверное, не очень нужные тебе вещи. Ведь рассказ здесь идет вовсе не о животных. Конечно, я мог ошибиться во время этого отступления, ведь мои познания в зоологии достаточно скромны, мог сделать в итоге не верные выводы, в любом случае, вот что вышло:
Вряд ли человек будет питаться падалью. Скорее всего, это просто символ. - Каким образом появились эти снимки?
Вишня не заставила себя ждать: «Прямо по очереди. Сначала шакал, потом гиена. Предугадывая твой вопрос – разница во времени между ними была небольшой».
Сейчас мне стыдно, что в тот момент я не подумал о том, чтобы испугаться за Пьяную Вишню, а ведь она повстречала на своем пути разом и «шакала», и «гиену». Чего стоит ждать от таких людей?
Вот об этом последнем я тогда и думал.
Мы остановились на символе. Мне кажется, дело вообще не в падали. Дело в том, что от «гиены» мы знаем, чего ожидать – подвоха, плохого поступка, но «шакал»…мне кажется, фотоаппарат имел ввиду то, что «шакал» не такой предсказуемый, он может «быть паинькой», есть свои ягоды, а потом в один миг подставить тебя, сделать что-то очень злое, подлое, изподтишка. Постойте, я сказал «фотоаппарат имел ввиду»? Да. Кажется, Вишневое сумасшествие начало действовать и на меня. Или же я изначально был на очереди в пациенты «Сковорцова-Степанова» и только сейчас это заметил?.. Пора бы уже посмотреть на другие фотографии, а то зациклился на этих двух. Но когда в тот момент все это разворачивалось внутри меня и когда исчерапался этот парный образ гиена – шакал, воображение родило еще один. На нем и закончу. Вглядываясь в шакала, как я уже говорил – забыв про гиену, перед глазами появился «Табаки» из советского мультфильма про Маугли. Хотя, мне кажется, если бы фотоаппарат вывел в итоге именно этот образ, описание человека не отличалось бы разительно, ведь дело не только и не столько в этих образах, сколько в самих людях.
Я еще раз оглядел комнату. Сколько же здесь снимков! Может, все-таки посчитать?
- Нет, нечего и тратить время.
Вишня лишь усмехнулась. Я же вернулся к «Зоопарку» и быстро проглядел вниз до точки, на которой закончил. Дальше собственно в различных позах застыла еще целая куча различных животных. Были крысы, сороки, ослы, зайцы и волки. Много. И в конце, у самого пола были прикреплены снимки, отличающиеся от первых. Лев, собака, дельфин. Храбрые преданные спасатели. Я не хочу сейчас говорить, что в мире так мало добродетелей, просто на этой стене их было незаслуженно мало. А еще тут висели какие-то нейтральные картинки. Например, по словам Пьяной Вишни - черная кошка в темной комнате, а по мне – так просто черный прямоугольник, который – не удивлюсь – может потянуть на то, чтобы его выставили в какой-нибудь галерее...
Рядом – отдельной, обособленной группой к стене были приклеены еще 7 фотографий. Почему-то, фотоаппарат в случае именно с ними повел себя странно: превратил в животных, изменив, по всей видимости, и антураж, оболочку вокруг объекта. (Вряд ли это устройство имело что-то против представителей мира фауны, хотя и может создаться такое впечатление.) Заметив мой интерес, Вишня улыбнулась.
- Почему они отделены от других? Ты специально их так клеила?
- Да.
- Это что-то значит?
- Ну, разумеется.
Снова замолчала, и я понял, что не вытащу из нее больше ни слова.
Я опишу снимки коротко, в отличие от предыдущих, чтобы не заморачивать вам головы описаниями, но сосредоточить именно на самой их сути, быть может, тогда вы поймете то, что так и не смог понять я, хоть и не видите фотографий.
Снимок №7. Свинья с небольшим облачком у головы – как рисуют в комиксах, когда хотят передать мысли. Но там не слова. Там очередная картинка – нож мясника. Значит, эта свинья знает, к чему ее готовят. Но она склонила голову, она будто смирилась. И к ее пятачку устремился овал – реплика в комиксах и, похоже, то же самое на этом снимке. Три буквы в овале. «Хрю». Что же она пытается сказать? «Прощайте»? Нет, не то. Что в таком состоянии может говорить человек? «За что»? Да. «Почему именно я, немилосердный Бог?» Да. Это.
Снимок №6. Козел, поедающий яблоки. «Ме-е-е». Ест через силу, но естестест и никак не хочет останавливаться. Вроде и сыт уже, и брюхо колесом, но как же можно, когда их тут столько! «Ведь они могут кому-то другому достаться… Нет! Буду в себя запихивать!»
Снимок №5. Маленькая обезьянка в креслице с небольшим ручным зеркалом, в котором разглядывает себя, и все никак не может налюбоваться. И так зеркало повернет, и этак. «Свет мой зеркальце скажи…» Только этой обезьянке и говорить ничего не надо, она и так уверена в том, что самая-самая красивая. Хотя такая же обезьянка как все. Вы можете спросить, мол, позвольте, но как это передал фотоаппарат? На самом деле – это все воображение, на фото просто сидела обезьянка с зеркалом и примеряла розовую шляпку с узкими полями. Но другого восприятия эта фотография не допускала. Смотришь на нее, и ты уверен в том, что перед тобой тщеславная мадам. Не знаю, почему, просто так было.
Снимок №4. Еще одна хрюшка, на этот раз – копилка. Немного размазана, видимо, трясется. И что значит «хрю-хрю-хрююю» в ее исполнении? «О как же приятен этот звон! С каждой новой монетой он становится другим, все глуше!.. ласкает слух. Еще монет! Еще! Еще!» Так кричал султан в мультфильме про «Золотую Антилопу». Так хрюкает эта копилочная свинья. «Штук 30 – не меньше!»
Снимок №3. «Носорог бодает рогом. Не шутите с носорогом!» Маршак, кажется. Но эта шуточная строка совсем не соответствует фотографии. На ней – на половину смазано в беспричинной ярости, в гневе, подняв клубы пыли, несется носорог. Так человек, которому мешают достигнуть некоторой цели, может даже, и не шибко важной, но только из принципа начинает идти по головам, сметать все и вся на своем пути, в гневе лишь от того, что ему посмели преградить дорогу.
От этих непонятных картинок у меня волосы встали дыбом. Это же всего лишь фотографии! Но что это со мной? А Пьяная Вишня сидит себе спокойно. Как будто насмотрелась уже за все время владения этим «чудо», но как выясняется вовсе не «чудо» фотоаппаратом. - Наверное, чтобы снять эти кадры, пришлось потрудиться? - Вовсе нет. И от этих слов стало еще страшнее. Руки дрожат, но я все же вытягиваю сигарету – последнюю. Я даже не заметил, что курил одну за другой. С усилием опускаю глаза ниже и там…
…Снимок №2. На небольшом смотровом столе лежит корова, непонятно как помещающаяся на нем. Ей делают УЗИ. И в правом углу фотографии мы видим небольшой мониторчик с каким-то странным изображением: обыкновенным человеческим тельцем. Ну, почти что, только вот с головой быка. А ведь на кушетке на самом деле никакая ни корова…
Последний. Снимок №1. Наконец-то это все закончится! В центре фото – пьедестал почета с тремя ступенями, первая – как это принято – самая высокая. На заднем плане – фанерный щит, на котором красивыми буквами выведены рекламодатели этого соревнования: «Сорочий вестник», корма для животных «Корма». На пьедесталах стоят три обезьянки. Две из Старого Света, одна из Нового – соревнования международные, за титул самой проворной и ловкой.
И тут же на снимке – уже описанное комиксное облачко – передающее мысли – тянется к обезьянке на первой ступени: «Видишь, Хануман? Я самая проворная! Я! Я!! Я!!! Какая я молодец, и без твоей помощи, все сама!»
На этом я решил отвернуться от животных фотографий. Реальность, показанная фотоаппаратом, хлестала бичом, заставляя думать о том, а какой же ты внутри по делам своим? Плюс или минус (ведь можно иметь положительные качества и оказаться в этой группе, и в том не будет ничего плохого, но если же ты – минус?) И вот что так и осталось не понятным: можно ли исправить снимок? Вернее, исправить свою душу. Наверное, этот путь не самый легкий: нет таких пластических хирургов, которые поколдуют над тобой, разведут складки вокруг плохих поступков в стороны, и они тут же станут хорошими. Делать это нужно не чужими руками, но только своими, самому отрубать рога со своей макушки, если ты подобно козлу пожираешь все, что видишь чрезмерно, самому вырывать из себя подлость, словно больной, гнилой зуб, который отравляет всю полость рта – зубная паста тут бессильна.
- А когда-нибудь снимки исчезали с этой стены? Или, может, кто-то превращался в другое «положительное животное»?
По молчанию Вишни я понял, что такого еще ни разу не было.
Вот что еще удалось выяснить у нее:
«Кодекс» У Вишни был набор правил. Вернее, нельзя сказать, что она сидела и корпела над неким кодексом, потом это все записала, и вот он лежит, нет, скорее эти правила можно назвать ее привычками:
1. не фотографировать близких
2. не фотографировать себя
- А меня ты когда-нибудь фотографировала?
- Нет.
- Врешь ведь. Покажи.
- Сказала же, что нет.
Время неотвратимо настаивало на моем уходе. Пора. Скрипнула ступенька. Прощалась. Покидаю сей приют. Но надеюсь, что вскоре вернусь и посмотрю на оставшиеся фотографии. Выдохну на них струйку сигаретного дыма. Держу пари, там точно найдется что-нибудь интересное…
Спустя месяц.
Я не помню, когда последний раз спал. Что я делал вчера? Чем занимался час назад? Вспомню ли я, когда стрелки укажут на 13 по полудню, что делаю сейчас в 12:00? А собственно что я делаю? Я же сижу на подоконнике и смотрю на еще один серый день. Может, я и в 10 так же сидел? Я хочу, чтобы она меня сфотографировала. Я хочу знать.
От Пьяной Вишни перестали приходить сообщения. На звонки она не отвечала. Что происходит? Надо ехать. И я сел в такси. И вроде должен бы оживиться: сейчас приеду и буду упрашивать, чтобы она навела на меня свой фотоаппарат. И она сделает это. И я узнаю…Но я…я боялся. Что-то не то. Какое-то чувство внутри меня росло вместе с цифрами, с каждым разом увеличивающимися на счетчике такси…
Она сидела на качелях в беседке.
Такая же потерянная как и я.
Она сидела и не качалась.
Заметив меня, она не вскочила.
Не замахала рукой.
Шарфа на ней не было.
Свитера тоже.
Да, черт, на ней вообще ничего не было. «Вишня, здесь холодно!»
И тут я понял.
Понял почему она сидит отрешенная. Почему не качается. Почему она не вскочила. Почему не замахала рукой. Почему на ней нет шарфа. Почему на ней нет свитера. Почему на ней ничего нет.
Я только и успел крикнуть. «НЕТ!»
Но…Было поздно. Вишня сфотографировала саму себя. Разделась, чтобы уж наверняка УЗНАТЬ, чтобы ничто не помешало. Спустя мгновение мы оба заглянули в экранчик фотоаппарата…
В рассказе я - прототип героини. Все события, предметы и реалии жизни вымышленны.
Меня унесло уже после этого описания. Никогда не думала, что кто-то видит меня такой.Заметив меня, она вскочила и замахала рукой. Высокая, стройная, замотанная в белый шарф, который, почему-то как и белый свитер, слегка отливал сиреневым. Ее глаза. Они серые или голубые в зависимости от цвета неба. Видимо, так же от неба зависел ее свитер и шарф. Пока я шел, я думал, что глаза у нее сейчас покажутся мне серыми. Ее волосы. Они не темные, не светлые. Они красные. Опьяняюще красные. И пушистые. Я остановился и пытался понять, что за картинку эти волосы на фоне белого мягкого снега пытаются вызвать во мне. Как будто что-то знакомое. Это…это мороженое! мое любимое мороженое! «Пьяная вишня». Белый пломбир с холодными крупными красными ягодами. Я подошел. Она смотрела на меня. Смотрела голубыми глазами.
Через несколько минут, мы хором наступили на пятую ступеньку, предупреждая комнату, еще через минуту были снова на чердаке. Пьяная Вишня показывала на снимки, я курил мятные сигареты…
читать дальше?
Пьяная вишня.
Чердак в этом двухэтажном бело-сером коттедже не был собственно чердаком в понимании кладовочном. Здесь не хранились всякие ненужные вещи, которые лишь занимают место и которые давно бы пора уже выбросить, хотя каплю хаоса вносили развешенные тут и там проявленные спирали пленки. Скорее это была небольшая уютная комнатка для определенных душевных состояний. Виной этому – вид сквозь арочное витражное окно на огромное озеро и оконце в крыше, заглядывая в которое, ты непременно попадаешь либо в серое небо, либо в окружение бегущих облаков, которые никогда не догнать, либо к звездам – одним словом, в бесконечность. Когда на небе было солнечно, было чисто, когда ее охватывала радость, чердак пустовал.
А были ли здесь обои? Я не знаю. Все стены были заклеены фотографиями. Все – 15х20. Считать их никто не пробовал хотя бы потому, что на второй стене непременно бы сбился. Двери, к слову, тоже были заклеены. Потолок – начат. Кто-то назовет это сумасшествием. Кто-то, но не она. Просто так в ее представлении выглядело домашнее гнездо, те же, кто оклеивает бетонную коробку дорогостоящими обоями, те, кто по-разному украшает ее, по сути создают то же гнездо и ничем от нее не отличаются. Но все же, когда попадаешь в эту комнатку впервые, когда ты не привык к ней, сложно сконцентрироваться на каком-то одном снимке, пока не подойдешь вплотную к нужному.
Чердак был пуст. Нет, тяжким грузом висело серое небо; озеро покрывала чистая белая корка; в комнате витало одно из тех самых настроений и еще что-то. Но никого нет. Хотя, может совсем недавно?.. Перед окном крыши стояло кресло-качалка, как будто еще вздрагивающее. В пепельнице на столике тлела незатушенная мятная сигарета, и там же чуть дымил остаток апельсиновой ароматической палочки – вот что смешивалось в воздухе комнаты с настроением. Но ее не было.
Входом на чердак и выходом с него служила винтовая лестница, пятая ступенька снизу которой жутко скрипела, словно предупреждая чердак о том, что она идет.
Где же? Послышался скрип. Никто не поднимается. Значит, она спустилась. Пойдем за ней.
Прямо с чердака попадаем в прихожую. В отличие от люстры-фонаря наверху здесь висела красивая дорогая темно-синяя хрустальная люстра. Кушеткой служил большой деревянный слон. Рядом стоял шкафчик для обуви, гардероб с зеркалами бронзового цвета, висела небольшая оловянная ложка, ключница. Шкафчик, кстати, был открыт. Значит, она вышла на улицу. Следом.
Идти пришлось действительно следом, то есть, наступая в оставленные провалы в снегу. Наверное, уже несколько дней никто не выходил из дома: не было расчищенных дорожек, и лишь одна цепочка, уходящая за дом. Когда людям надо попасть в одно и то же место и есть уже готовые следы, они идут по ним, и с каждым разом, снег вокруг становится плотнее, перестает осыпаться. Но сейчас он уже покрыл нижнюю часть джинсовых брюк и таял в кроссовках. До этого раза дом точно давно никто не покидал.
Она сидела на качелях в небольшой крытой беседке. И чем ее не устроило кресло-качалка? Сидела и шумно, глубоко дышала морозным воздухом. Заметив меня, она вскочила и замахала рукой. Высокая, стройная, замотанная в белый шарф, который, почему-то как и белый свитер, слегка отливал сиреневым. Ее глаза. Они серые или голубые в зависимости от цвета неба. Видимо, так же от неба зависел ее свитер и шарф. Пока я шел, я думал, что глаза у нее сейчас покажутся мне серыми. Ее волосы. Они не темные, не светлые. Они красные. Опьяняюще красные. И пушистые. Я остановился и пытался понять, что за картинку эти волосы на фоне белого мягкого снега пытаются вызвать во мне. Как будто что-то знакомое. Это…это мороженое! мое любимое мороженое! «Пьяная вишня». Белый пломбир с холодными крупными красными ягодами. Я подошел. Она смотрела на меня. Смотрела голубыми глазами.
Через несколько минут, мы хором наступили на пятую ступеньку, предупреждая комнату, еще через минуту были снова на чердаке. Пьяная Вишня показывала на снимки, я курил мятные сигареты…
«ЗООПАРК»
Это была первая группа фотографий, к которым пристал дым от сигареты.
На всех были изображены животные. Что в этом такого? Можно пойти, нащелкать тысячу снимков, обклеить хоть две комнаты. Но тут мы в неравном положении. Ведь я-то уже знаю, в чем дело. Пьяная Вишня снимала вовсе не животных, а людей. В этом состояло колдовство ее фотоаппарата. Этот инструмент препарировал человека, вскрывал его до самой глубины и обращал в нечто совершенно новое, в животоное, кем, по мнению фотоаппарата – странно, не правда ли? – являлся этот хомо сапиенс, но в результате вовсе не хомо и никак уж не сапиенс. Конечно, так было не со всеми людьми, но с очень многими.
- Вот здесь, - показывает она на фотографию ленивца, - я запечатлела… Договорить ей я не дал. Ведь куда интереснее самому угадывать, кто там в действительности. Пусть ошибаться, но давать своей остывшей и затерянной в размеренных буднях фантазии свободу.
Вишня выбрала ленивца. Я опишу комнату, вернее ее половину, вошедшую в снимок.
Окно. Наверное, открыто: тянет ветром, занавески от карниза и до пола вздыбились дугой, словно кошачьи спины. Занавески - полупрозрачные, и за окном темно. Ночь. Но там где занавеси разошлись в разные стороны виден крохотный огонек. Я сразу подумал о башне крана. Поэтому пусть там будет она. Значит это высотка. Конечно, дом может оказаться и каким-нибудь двухэтажным строением, а огонек – висящей голой лампой в плафоне на коротких проводах в здании напротив. Но. Для меня то, что это башня крана, было неоспоримым фактом, а следовательно и в том, что это высотка я был уверен. Вернемся же с улицы обратно в помещение.
Обои вокруг окна… Обоев не было. Только несколько полос всевозможных форм… Знаете, как бывает, когда сдираешь бумагу, никогда начисто не получается, и всегда остаются раздражающие следы, остатки этой бумаги, наклейки, этикетки. Здесь вот – обоев.
Интересное место. Как будто подававшее когда-то надежды на приличный внешний, вернее, внутренний вид.
Сбоку от окна стояла раскладушка. Старая, советская, с истрепанной матрацной тканью. На ней собственно и дрых, именно что дрых ленивец. Начинаю рисовать у себя в голове человека-ленивца. Не думаю, что скажу что-то оригинальное, просто первое, что пришло в голову. Он ленивый. Небольшого роста. Спит везде. В метро, на работе или, быть может, на учебе? Студент? Школьник? С длинной шеей. Вряд ли когда-то выбирался за черту родного края.
Пьяная Вишня вернула меня обратно в свой сумасшедший мир, подкуривая от моей сигареты. Близко. Раскованна. Обжигающе раскованна…
- Ай! – Обжег себе пальцы: не заметил, что сигарета почти догорела, в очередной раз поднес руку и такая неприятность. Автоматически провел по ним языком и подул.
- На самом деле, в той фотографии, которую ты рассматривал, есть подвох. – Наблюдая за мной и затягиваясь, сказала Вишня.
- Какой же?
- Там на самом деле ленивец спал.
Уточнять, что в такой комнате делало это животное, я не стал. Просто поверил.
- Дальше без подвохов. Выбирай.
Бык.
- Где была сделана эта фотография?
- Испания.
- Мог бы догадаться. И после этого ты говоришь, что теперь без подвохов. Впрочем бык стоял на задних конечностях.
Итак, кто же это.
Первый образ. Здесь мое сознание отодвинуло информацию о том, что дело происходило в Испании, и я должен был бы по идее от этого отталкиваться, ведь сам задал вопрос..но этого не случилось. На меня почему-то подействовала грубая, нехудожественная метафора из российского лексикона; особый смысл, который это слово («бык») когда-то приобрело и который особенно распространился в России 90-х. Перед глазами у меня замаячил успешный молодой человек, с мощной, бычьей шеей, но уже не в трениках, а костюме, так как шею перетягивала массивная золотая цепь и вроде не солидно как-то.
И, конечно, после того, как я представил это, передо мной, так же как, наверное, и перед вами, встал вопрос: а что такой человек забыл в Испании? Проснулась логика, отсутствовавшая, как это у меня принято, при первом восприятии, и намекнула на то, что первый образ пора разбивать в дребезги. Зачем тогда я оставил вам его? Ведь в этот момент, когда я сижу и пишу, я уже знаю, что он ошибочен. Я не сохранил образ в себе, так как мне все-таки кажется, что он хоть и рожден больным воображением и не имеет никакого отношения к фотоаппаратной действительности, но тоже чем-то интересен. И если не своей сутью, то хотя бы тем, что без него моя история была бы не полной.
Второй образ. Теперь я лихорадочно думал об Испании, не позволял исчезнуть этой жирной букве Т из своей головы. Вот что у меня получилось: опасный. Человек может быть просто опасным, без каких-либо беспричинных жестоких проявлений или намерений. И такого, мне кажется, фотоаппарат вряд ли бы превратил в Испании в быка. Этот был бешеным. Готовым вскинуться, вспыхнуть в любую минуту, напасть едва ты пройдешь в какой-нибудь красной футболке. Знаю, это ошибка – полагать, будто быки реагируют на красное, но мое воображение с потрясающим упорством не обращало внимание на разум и логику.
Опускаю глаза. Выпускаю дым новой сигареты. Фото с шакалом. Опишу еще и ту картинку, которая шла в паре с этой и была прикреплена рядом.
Итак, шакал и гиена.
Из какого-то далекого детства, когда я увлекался животными, читал что-то интересное у Брэма и собирал наклейки в буклет «В мире животных»… (Была такая трата денег для родителей. Продавался журнальчик, разбитый по главам – частям света; и в каждой нужно было вклеить по дюжине картинок, причем продавались эти самые картинки в пачке по 10 штук и частенько повторялись, что обеспечивало кампании большой приток капитала, родителям – выкидывание денег, ребенку – счастье и некоторые поверхностнные знания. Кажется почти все были довольны. Для России, впрочем, тогда это было в диковинку..но, довольно отвлекаться.) Так вот, из того самого детства (о котором я вспомнил тогда же, стоя у Вишневых фотографий) я выудил некоторые обрывки информации: шакал, кажется, питается не только падалью, и она в его рационе не так чтобы настолько же важна, как у гиен (здесь, кстати, гиена была с длинной гривой бурого цвета, так что, эта – похоже не та известная с пятнами).
Но я опять увлекаю тебя, читатель, в, наверное, не очень нужные тебе вещи. Ведь рассказ здесь идет вовсе не о животных. Конечно, я мог ошибиться во время этого отступления, ведь мои познания в зоологии достаточно скромны, мог сделать в итоге не верные выводы, в любом случае, вот что вышло:
Вряд ли человек будет питаться падалью. Скорее всего, это просто символ. - Каким образом появились эти снимки?
Вишня не заставила себя ждать: «Прямо по очереди. Сначала шакал, потом гиена. Предугадывая твой вопрос – разница во времени между ними была небольшой».
Сейчас мне стыдно, что в тот момент я не подумал о том, чтобы испугаться за Пьяную Вишню, а ведь она повстречала на своем пути разом и «шакала», и «гиену». Чего стоит ждать от таких людей?
Вот об этом последнем я тогда и думал.
Мы остановились на символе. Мне кажется, дело вообще не в падали. Дело в том, что от «гиены» мы знаем, чего ожидать – подвоха, плохого поступка, но «шакал»…мне кажется, фотоаппарат имел ввиду то, что «шакал» не такой предсказуемый, он может «быть паинькой», есть свои ягоды, а потом в один миг подставить тебя, сделать что-то очень злое, подлое, изподтишка. Постойте, я сказал «фотоаппарат имел ввиду»? Да. Кажется, Вишневое сумасшествие начало действовать и на меня. Или же я изначально был на очереди в пациенты «Сковорцова-Степанова» и только сейчас это заметил?.. Пора бы уже посмотреть на другие фотографии, а то зациклился на этих двух. Но когда в тот момент все это разворачивалось внутри меня и когда исчерапался этот парный образ гиена – шакал, воображение родило еще один. На нем и закончу. Вглядываясь в шакала, как я уже говорил – забыв про гиену, перед глазами появился «Табаки» из советского мультфильма про Маугли. Хотя, мне кажется, если бы фотоаппарат вывел в итоге именно этот образ, описание человека не отличалось бы разительно, ведь дело не только и не столько в этих образах, сколько в самих людях.
Я еще раз оглядел комнату. Сколько же здесь снимков! Может, все-таки посчитать?
- Нет, нечего и тратить время.
Вишня лишь усмехнулась. Я же вернулся к «Зоопарку» и быстро проглядел вниз до точки, на которой закончил. Дальше собственно в различных позах застыла еще целая куча различных животных. Были крысы, сороки, ослы, зайцы и волки. Много. И в конце, у самого пола были прикреплены снимки, отличающиеся от первых. Лев, собака, дельфин. Храбрые преданные спасатели. Я не хочу сейчас говорить, что в мире так мало добродетелей, просто на этой стене их было незаслуженно мало. А еще тут висели какие-то нейтральные картинки. Например, по словам Пьяной Вишни - черная кошка в темной комнате, а по мне – так просто черный прямоугольник, который – не удивлюсь – может потянуть на то, чтобы его выставили в какой-нибудь галерее...
Рядом – отдельной, обособленной группой к стене были приклеены еще 7 фотографий. Почему-то, фотоаппарат в случае именно с ними повел себя странно: превратил в животных, изменив, по всей видимости, и антураж, оболочку вокруг объекта. (Вряд ли это устройство имело что-то против представителей мира фауны, хотя и может создаться такое впечатление.) Заметив мой интерес, Вишня улыбнулась.
- Почему они отделены от других? Ты специально их так клеила?
- Да.
- Это что-то значит?
- Ну, разумеется.
Снова замолчала, и я понял, что не вытащу из нее больше ни слова.
Я опишу снимки коротко, в отличие от предыдущих, чтобы не заморачивать вам головы описаниями, но сосредоточить именно на самой их сути, быть может, тогда вы поймете то, что так и не смог понять я, хоть и не видите фотографий.
Снимок №7. Свинья с небольшим облачком у головы – как рисуют в комиксах, когда хотят передать мысли. Но там не слова. Там очередная картинка – нож мясника. Значит, эта свинья знает, к чему ее готовят. Но она склонила голову, она будто смирилась. И к ее пятачку устремился овал – реплика в комиксах и, похоже, то же самое на этом снимке. Три буквы в овале. «Хрю». Что же она пытается сказать? «Прощайте»? Нет, не то. Что в таком состоянии может говорить человек? «За что»? Да. «Почему именно я, немилосердный Бог?» Да. Это.
Снимок №6. Козел, поедающий яблоки. «Ме-е-е». Ест через силу, но естестест и никак не хочет останавливаться. Вроде и сыт уже, и брюхо колесом, но как же можно, когда их тут столько! «Ведь они могут кому-то другому достаться… Нет! Буду в себя запихивать!»
Снимок №5. Маленькая обезьянка в креслице с небольшим ручным зеркалом, в котором разглядывает себя, и все никак не может налюбоваться. И так зеркало повернет, и этак. «Свет мой зеркальце скажи…» Только этой обезьянке и говорить ничего не надо, она и так уверена в том, что самая-самая красивая. Хотя такая же обезьянка как все. Вы можете спросить, мол, позвольте, но как это передал фотоаппарат? На самом деле – это все воображение, на фото просто сидела обезьянка с зеркалом и примеряла розовую шляпку с узкими полями. Но другого восприятия эта фотография не допускала. Смотришь на нее, и ты уверен в том, что перед тобой тщеславная мадам. Не знаю, почему, просто так было.
Снимок №4. Еще одна хрюшка, на этот раз – копилка. Немного размазана, видимо, трясется. И что значит «хрю-хрю-хрююю» в ее исполнении? «О как же приятен этот звон! С каждой новой монетой он становится другим, все глуше!.. ласкает слух. Еще монет! Еще! Еще!» Так кричал султан в мультфильме про «Золотую Антилопу». Так хрюкает эта копилочная свинья. «Штук 30 – не меньше!»
Снимок №3. «Носорог бодает рогом. Не шутите с носорогом!» Маршак, кажется. Но эта шуточная строка совсем не соответствует фотографии. На ней – на половину смазано в беспричинной ярости, в гневе, подняв клубы пыли, несется носорог. Так человек, которому мешают достигнуть некоторой цели, может даже, и не шибко важной, но только из принципа начинает идти по головам, сметать все и вся на своем пути, в гневе лишь от того, что ему посмели преградить дорогу.
От этих непонятных картинок у меня волосы встали дыбом. Это же всего лишь фотографии! Но что это со мной? А Пьяная Вишня сидит себе спокойно. Как будто насмотрелась уже за все время владения этим «чудо», но как выясняется вовсе не «чудо» фотоаппаратом. - Наверное, чтобы снять эти кадры, пришлось потрудиться? - Вовсе нет. И от этих слов стало еще страшнее. Руки дрожат, но я все же вытягиваю сигарету – последнюю. Я даже не заметил, что курил одну за другой. С усилием опускаю глаза ниже и там…
…Снимок №2. На небольшом смотровом столе лежит корова, непонятно как помещающаяся на нем. Ей делают УЗИ. И в правом углу фотографии мы видим небольшой мониторчик с каким-то странным изображением: обыкновенным человеческим тельцем. Ну, почти что, только вот с головой быка. А ведь на кушетке на самом деле никакая ни корова…
Последний. Снимок №1. Наконец-то это все закончится! В центре фото – пьедестал почета с тремя ступенями, первая – как это принято – самая высокая. На заднем плане – фанерный щит, на котором красивыми буквами выведены рекламодатели этого соревнования: «Сорочий вестник», корма для животных «Корма». На пьедесталах стоят три обезьянки. Две из Старого Света, одна из Нового – соревнования международные, за титул самой проворной и ловкой.
И тут же на снимке – уже описанное комиксное облачко – передающее мысли – тянется к обезьянке на первой ступени: «Видишь, Хануман? Я самая проворная! Я! Я!! Я!!! Какая я молодец, и без твоей помощи, все сама!»
На этом я решил отвернуться от животных фотографий. Реальность, показанная фотоаппаратом, хлестала бичом, заставляя думать о том, а какой же ты внутри по делам своим? Плюс или минус (ведь можно иметь положительные качества и оказаться в этой группе, и в том не будет ничего плохого, но если же ты – минус?) И вот что так и осталось не понятным: можно ли исправить снимок? Вернее, исправить свою душу. Наверное, этот путь не самый легкий: нет таких пластических хирургов, которые поколдуют над тобой, разведут складки вокруг плохих поступков в стороны, и они тут же станут хорошими. Делать это нужно не чужими руками, но только своими, самому отрубать рога со своей макушки, если ты подобно козлу пожираешь все, что видишь чрезмерно, самому вырывать из себя подлость, словно больной, гнилой зуб, который отравляет всю полость рта – зубная паста тут бессильна.
- А когда-нибудь снимки исчезали с этой стены? Или, может, кто-то превращался в другое «положительное животное»?
По молчанию Вишни я понял, что такого еще ни разу не было.
Вот что еще удалось выяснить у нее:
«Кодекс» У Вишни был набор правил. Вернее, нельзя сказать, что она сидела и корпела над неким кодексом, потом это все записала, и вот он лежит, нет, скорее эти правила можно назвать ее привычками:
1. не фотографировать близких
2. не фотографировать себя
- А меня ты когда-нибудь фотографировала?
- Нет.
- Врешь ведь. Покажи.
- Сказала же, что нет.
Время неотвратимо настаивало на моем уходе. Пора. Скрипнула ступенька. Прощалась. Покидаю сей приют. Но надеюсь, что вскоре вернусь и посмотрю на оставшиеся фотографии. Выдохну на них струйку сигаретного дыма. Держу пари, там точно найдется что-нибудь интересное…
Спустя месяц.
Я не помню, когда последний раз спал. Что я делал вчера? Чем занимался час назад? Вспомню ли я, когда стрелки укажут на 13 по полудню, что делаю сейчас в 12:00? А собственно что я делаю? Я же сижу на подоконнике и смотрю на еще один серый день. Может, я и в 10 так же сидел? Я хочу, чтобы она меня сфотографировала. Я хочу знать.
От Пьяной Вишни перестали приходить сообщения. На звонки она не отвечала. Что происходит? Надо ехать. И я сел в такси. И вроде должен бы оживиться: сейчас приеду и буду упрашивать, чтобы она навела на меня свой фотоаппарат. И она сделает это. И я узнаю…Но я…я боялся. Что-то не то. Какое-то чувство внутри меня росло вместе с цифрами, с каждым разом увеличивающимися на счетчике такси…
Она сидела на качелях в беседке.
Такая же потерянная как и я.
Она сидела и не качалась.
Заметив меня, она не вскочила.
Не замахала рукой.
Шарфа на ней не было.
Свитера тоже.
Да, черт, на ней вообще ничего не было. «Вишня, здесь холодно!»
И тут я понял.
Понял почему она сидит отрешенная. Почему не качается. Почему она не вскочила. Почему не замахала рукой. Почему на ней нет шарфа. Почему на ней нет свитера. Почему на ней ничего нет.
Я только и успел крикнуть. «НЕТ!»
Но…Было поздно. Вишня сфотографировала саму себя. Разделась, чтобы уж наверняка УЗНАТЬ, чтобы ничто не помешало. Спустя мгновение мы оба заглянули в экранчик фотоаппарата…
@темы: ЩАСТЬЕ, эмоции, творческий оргазм
-
-
09.03.2010 в 23:19-
-
09.03.2010 в 23:29а мне его рассказы очень-очень нравятся) этот - особенно!
-
-
09.03.2010 в 23:33